Сломленный принц - Страница 41

А на Истона мне не наплевать. Мой брат слетел с тормозов, и я ничего не могу сделать, чтобы остановить его. И поэтому я не сплю по ночам. Ну, и из-за Эллы, конечно.

И стоит мне вспомнить про Эллу, как кто-то из моих товарищей по команде произносит ее имя. Я тут же перестаю притворяться, что не слушаю, и поворачиваюсь лицом к парням, которые сплетничают, словно на фуршете младшей лиги.

– Что там с Эллой? – требовательно спрашиваю я.

Нейман Халлоуэй, десятиклассник и наш игрок нападения, кривится.

– Слышал, что на уроке по речевой практике ей пришлось туго.

– Что произошло?

Я складываю руки на груди и сверлю глазами обоих. Если они не скажут, то их обеденные подносы отпечатаются у них на физиономиях.

Нейман откашливается.

– Лично меня там не было, но моя сестра с ней в одном классе. Сказала, что Элле пришлось делать выступление на тему «На кого я хотела бы равняться» или что-то типа того. Элла написала о своей маме, и… э-э-э… – Он неловко ерзает на месте.

– Выкладывай. Я не буду бить тебя за пересказ того, что случилось на уроке, но точно набью тебе морду, если не перестанешь тратить мое время.

Сидящий на другом конце стола Истон тоже внимательно слушает, но, когда я пытаюсь поймать его взгляд, отводит глаза.

– Ладно. Короче, вроде как кое-кто глумился над ней, понимаешь? Говорил всякую чушь типа: «Я тоже обожаю стриптизерш. Особенно когда они трутся о мое лицо». И моя сестра говорит, что одна из Пастелей спросила Эллу, есть ли у нее видеозаписи, на которых ее мама учит делать минет клиентам.

Я чувствую, как с каждой секундой мое лицо становится все мрачнее и свирепее. Мне приходится напомнить себе, что он всего лишь пересказывает и нельзя убивать его за это.

Нейман уже белее простыни.

– А потом еще какая-то девчонка сказала ей, что ее мама умерла от стыда, потому что Элла – грязная шлюха.

Краем глаза я замечаю какое-то движение, а когда поворачиваюсь, вижу, что Элла и Вэл идут, неся в руках пустые подносы.

Меня так и подмывает кинуться вслед за ней, но, как бы мне ни хотелось утешить ее, я понимаю, что она не станет меня слушать. К тому же одними утешениями теперь не поможешь.

Уэйд прав: в школе надо что-то менять. До побега Эллы только Джордан осмеливалась разговаривать с ней в таком тоне.

Я поворачиваюсь к парням.

– Все? – спрашиваю я сквозь зубы.

Нейман и его друг обмениваются тревожными взглядами.

Нет, видимо, еще не все. Я настороженно жду продолжения.

Друг Неймана подхватывает.

– Когда мы выходили из класса, кто-то спросил Дэниела Делакорта, выпали ли из Эллы долларовые купюры, когда она раздвинула перед ним ноги. Он сказал: нет, она та еще дешевка, только четвертаки.

Я прижимаю кулаки к коленям, потому что боюсь, что если выйду из себя, то сровняю школу с землей.

– Напиши своей сестре! – рявкаю я Нейману. – Мне нужны имена.

Нейман вытаскивает телефон быстрее, чем бросается принимать пас от квотербека. Он в три счета отправляет сообщение, но приходится ждать почти минуту, пока придет ответ. Когда его телефон наконец-то издает короткий звуковой сигнал, я уже рад убить кого-нибудь.

– Скип Хенли – тот, кто спрашивал про долларовые купюры…

Нейман не успевает закончить предложение, а я уже вскакиваю на ноги. Боковым зрением вижу, что Истон встает со стула, и поднимаю руку, чтобы остановить его.

– Я разберусь.

В его глазах что-то мелькает: невольное уважение? Ха, может быть, наши с братом отношения еще можно спасти.

Я оглядываю столовую, пока не нахожу свою цель. Скип Хенли. Он и раньше попадал в поле моего зрения. У него длинный язык, и ему нравится трепаться о девчонках, с которыми он переспал, обсасывая каждую унизительную для них деталь.

Я пересекаю комнату и останавливаюсь у стола Хенли, где все тут же умолкают.

– Хенли, – холодно говорю я.

Скип осторожно поворачивается. Настоящий чертов преппи: идеально уложенные гелем волосы, гладко выбритое миловидное лицо.

– Да?

– До обеда у тебя был урок по практике речи?

Он кивает.

– Был. И что с того?

– Смотри, уговор такой. – Я хлопаю себе по груди. – Я даю тебе один шанс. Один удар. Куда ты сам захочешь. А потом я изобью тебя так, что родная мать не узнает.

Он лихорадочно оглядывается по сторонам, отыскивая путь к бегству. Мимо меня ему не проскочить, а его так называемые друзья усиленно делают вид, что не знают его. Все, кто сидит за столом, отводят глаза, копаются в своих телефонах, ковыряют вилками в тарелках. Скип остался один, и он это понимает.

– Не знаю, что ты там про меня подумал, – начинает он, – но…

– А тебе нужно напоминание? Без проблем. Я помогу тебе, братан, – ты говорил гадости про Эллу Харпер.

В его глазах на секунду вспыхивает паника, которая сразу сменяется ожесточенным негодованием. Он понимает, что выбора у него почти нет, и решает притвориться дураком.

– И что с того? – снова говорит он. – Я лишь говорил правду. Мы знаем, что девка так много проводит времени на спине, что там уже отпечатался рисунок матраса…

Я стаскиваю его со стула, не дав договорить. Зажав воротник его рубашки между пальцами, я приближаю его лицо к своему.

– Либо у тебя слишком много смелости, либо жить надоело. Я склоняюсь к последнему.

– Пошел ты! – выкрикивает Хенли, его слюна брызжет мне в лицо. – Считаешь себя королем школы, Ройал? Думаешь, что можешь притащить к нам какую-то шлюху и силой навязать ее? Мой прапрадед знал самого генерала Ли! Я не собираюсь водить дружбу с отбросами типа нее!

И он с ревом сам бросается на меня. Я позволяю ему нанести удар, который оказывается таким же слабым, как сам Скип. Позеры на поверку оказываются слабаками, потому что на самом деле они всего лишь неуверенные в себе придурки, которые самоутверждаются за счет других.